Если ты умер[СИ] - Александр Сергеев

Разумеется, в первый день сборов выяснилось, что не хватает топлива к печкам, которое почему то совершенно упустили из виду, палаток наоборот, доставили столько, что в каждую из них можно было селить по одному бойцу, правда такую палатку меньше чем вдесятером и не поставишь. Так что мне снова пришлось идти ругаться с поставщиками. Вернуться довелось только к вечеру, когда солнце начало клониться к горизонту, и таким измотанным, что не будь я уже мертв, самое время было бы сделаться таковым. По пути назад, я натолкнулся на толпу, ручейками текущую в сторону площади, где уже яблоку было негде упасть. Поймав за шкирку молодого глашатая, я осведомился у него — что же там все-таки происходит?

— Да вашбродь, понимаете, запоймали Орденского наймита, убивцев пригрел, задумавших герцога нашего, живота лишить. — После этой тирады, стоило мне разжать руку, как стервец утек.

Да, вот так оно и бывает, как правило. Когда жадность или глупость пересиливают разум, который отказывается обдумывать последствия решений, о завершении своего жизненного пути задуматься впору, потому как оный с весьма высокой вероятностью близится к завершению. И не важно здесь, какой идеей прикрывается поддавшийся соблазну, жажда наживы сводит в могилу ничуть не хуже, чем "высокие" моральные убеждения. В данном случае обе они соединились в пароксизме страсти, и лишили своего носителя даже тени шансов на выживание.

Хорошо поставленным голосом судья в мантии, подозреваю, что оформленной в цветах провинции, зачитывал пункты обвинения. Среди них не значилось чего то удивительного, самый обычный набор: сотрудничество с врагом, получение от него значительных денежных средств, соучастие в подготовке покушения и прочее, в том же духе. Обвиняемым оказался тощий как жердь, весь нескладный молодой парень, с фанатичным блеском в глазах. При задержании, а затем и допросе, равно как и прочих, малоприятных процедурах, никто не озаботился содержанием его в порядке. Так что рубаха его трепетала на ветру, оголяя впалую грудь, одна штанина оказалась короче другой, да и чистотой эти тряпки не блистали. Когда прозвучали последние строки приговора, казалось, что он единственный, для кого они стали сюрпризом. Как же так, ведь он же боролся за правое дело, неужели они могут этого не понимать? — читалось в его изумленном выражении лица. По традиции, приговоренному давалось времени столько, сколько требуется тени от плахи, чтобы дотянуться до ног публики. Немного, прямо скажем. Но этому деятелю хватило, пропаганду он развернул немедленно. Развернувшись в более-менее горделивую позу, насколько позволяли оковы, стервец завел шарманку:

— Товарищи! Граждане! Братья! Я обращаюсь ко всем вам! Империя пала, прогнив изнутри, настало время строить наш, новый мир! В нем не будет бедных и богатых, а каждый сможет жить счастливо!

Тут уже из толпы зычным голосом гаркнул здоровяк, с ручищами толщиной больше ноги этого недоучки агитатора, похоже подрабатывающий мясником, во всяком случае, небрежно торчащие из сумки грубые кольчужные перчатки намекали на это.

— А работать то кто будет, умник? Только и слышу, Орден то, Орден се, раз они так хороши — что ж они войной идут? Сидели б себе, народ бы к ним сам тек, будь оно и вправду так хорошо, как ты баешь.

К сожалению, фанатики очень странно относятся к логике. Если факты противоречат их стройной теории, что ж, тем хуже для фактов.

— Ложь! Все ложь! Люди, вы не видите истинного света! Покайтесь! Милость Аллина велика, но страшен его гнев!

Наверное он бы распинался и дальше, да вот только светилу его речи как будто тоже осточертели, и оно стремилось поскорее скрыться за горизонтом. Когда стражники потащили пламенного революционера к плахе, он сменил тональность, продолжая обличать пленителей и грозя карами в посмертии. Лишь когда его притянули к колоде, он утратил членораздельность речи, усиленно брызгая слюной. Взмах топора и рухнувший вниз клинок наконец оборвал этот фарс. В памяти профессора Покровского отыскалось многое, человеком он был весьма образованным, так что подобное развитие событий оказалось совершенно типовым концом для большей части идейных революционеров. Различались только антуражем, кого-то ждала пеньковая петля, кого-то гильотина, кого-то расстрел, по результату впрочем, данные события ничем не отличались. Если бы меня спросили, испытываю ли я к ним жалость, ненависть или что-либо еще, ответ был бы один — нет. Они выбрали свою дорогу сами, став орудиями чьей-то воли, так что и ответственность так же, полностью принадлежит им. Sic vita truditur. ("Такова жизнь", лат.)

Экзекуция оставила достаточно тягостное впечатление. Нет, мысли о том, что данный деятель невиновен, не возникло бы даже у убежденного пацифиста, слишком уж тот рьяно сам себя изобличал. Не возникало жалости к человеку, чьи действия легко могли привести к многотысячным жертвам, и не среди солдат, которые именно тем и живут, а среди самых обычных людей. Есть в том что-то глубоко неправильное, когда кары обрушиваются правительством вслепую, на собственных граждан. Нет, эта тяжесть напоминала ощущение, когда гонишь давнего врага, влекомый местью, и уже после того, как он мертв, остается только опустошение в душе, которое, тем не менее, чертовски давит… Понимаешь, что иначе было нельзя, но это уже ничего не исправит.

Одолеваемый подобными мыслями я добрался до нашей части, где снова засел за подаренный самоучитель по основам темной магии. Да, многие оставались мне недоступны, поскольку львиная доля заклятий имела определенную "полярность", подпитывающуюся богом-покровителем, но кое-что, в особенности из некромантии, в самом простом виде, освоить удалось. С практикой как-то не срасталось, только, желающих предоставить свои тела в жертву науке, что-то не наблюдалось. Похоже, как обычно, будем экспериментировать в условиях дефицита времени. Тем более, что уже недолго осталось — на горизонте разгоралась заря нового дня… совсем недолго.

Сагитт. Вторая встреча.

После покушения на герцога, охрану его пришлось серьезно перетряхнуть. Посты во дворце теперь делили попарно, бойцы с револьверами и кавалергарды. Перетряхнули и караульный устав. Появились патрули внутри дворца, регулярные смены постов, суетились приглашенные маги, устанавливая обновленную систему безопасности, разработанную специально под запросы герцога. Шансов проверить эффективность нововведений покуда не было, но оно и к лучшему, на самом деле. Ответственным за кавалергардию назначили Флака, что и неудивительно, он посвятил этому подразделению по сути почти всю свою жизнь. А вот от стрелкового батальона ответственным командир О'Бурони, назначил Сагитта, чему тот несколько удивился, однако отказываться и не подумал. Наоборот, поскольку в городе ему появляться было не с руки, недавние события еще были живы в памяти слишком многих, и хоть и поговаривают, что Дядюшка свалил за кордон, но у него тут достаточно подхалимов, которые готовы оказать услугу прихлопнув давнишнего оппонента, в расчете на последующую благодарность или хотя бы мелкое вознаграждение. Порой удивительно, из-за каких мелочей человек может лишиться жизни.

В один из вечеров, обходя посты, он услышал всхлипывания в библиотеке. С одной стороны, его никто не заставляет вмешиваться, можно и пройти мимо, а с другой… что может быть для мужчины более тяжелым, нежели женские слезы? Даже если не он тому причиной. Иногда, не нужно даже никаких слов, достаточно просто быть в это время рядом, поддержать, это не так много, но порой так не хватает.

Тихонько скрипнула приоткрывшаяся дверь, и всхлипы немедленно прекратились. В его сторону настороженно смотрела юная девушка, с покрасневшими заплаканными глазами. Сагитт немедленно оценил статность ее фигуры и аристократичные черты лица, уж с женским полом у него проблем никогда не было, живой ум и толика природной наглости, подкрепленные бокалом вина действовали безотказно, редкую ночь он проводил в одиночестве. Впрочем, сегодня у него не было каких бы то ни было планов, лишь щемящее чувство жалости и желание немного приободрить ее.

— Простите, сударыня, мне показалось, что я здесь что-то слышал. Вы никого здесь не видели?

— Нет, — она шмыгнула носом, — я одна.

— Разумеется, прекрасная сударыня не будет возражать, если я осмотрю помещение, разумеется, для ее же безопасности?

— Валяйте, — она махнула рукой, совершенно не заботясь об имидже утонченной особы.

Сагитт прошелся за стеллажи с рядами книг на них, обернувшись и бросив завистливый взгляд на девушку, иметь такое богатство и сидеть лить слезы, нет это определенно безумие. Сам он владел двенадцатью книгами не говоря о некоторых, которые брал в городской библиотеке за небольшую плату, и подобная сокровищница его привлекала едва ли не больше, чем имперская казна. Несмотря на прошедшие годы он сохранил живость мышления и любопытство. Порой оно втравливало его в такие случаи, в которые ни один прижимистый крестьянин по своей воле бы и в жизни не влез, однако, оно же его оттуда и спасало, так что выходил он как правило не только не пострадав, но и с некоторым прибытком, тем не менее, давая себе зарок: "Никогда более!". Однако, так же, как у алкоголиков обещание не пить, держались эти уговоры ровным счетом до следующей авантюры.